I. Общая информация
1. Имя персонажа
Яков, прозвище Летучий и несколько других, менее лестных
2. Раса и магические способности
Оборотень, петух ярко-алого, огненного окраса. Размеры соответствуют размерам обычного петуха. Способности: расовые, управление огнём, управление силой ветра. Доступно частичное перевоплощение, имеет способность летать. В человеческом облике выдаёт тень, в которой при щедром солнечном свете заметны слабые багровые отсветы. В любую погоду и время года кожа сохраняет ровный сухой жар.
3. Сторона
Свет
4. Связь
ICQ 425371922
5. Дополнительно
Разнорабочий
II. Анкета персонажа
Искры полетели огненной метелью,
избы загорелись ©
Пролог
Ах, Илюша, как много мне хотелось бы рассказать тебе. Знал бы ты, сколько чудесного на свете... А помнишь, как мы любили забираться в отцовскую библиотеку? Она была до того огромной, что казалось, нас там никто никогда не найдёт. Ты мог часами сидеть рядом, подперев голову ладонью в сладкой дремоте, и смотреть, как я листаю книги. Тебе было не разобрать, что написано в этих тяжёлых, старых талмудах с изжелтевшими страницами и полустёртыми названиями на корешках - румынскими, греческими, латинскими. Я так и не успел пробудить в тебе интерес к их изучению. Может, твой учитель преуспел в этом больше меня?..
Зато как ты любил слушать сказки. О колдунах, духах, утопленниках. Стоило отвлечься от чтения, и ты тут же просил сочинить какую-нибудь небывалую историю, а потом ещё и ещё, пока я не обнаруживал, что за окнами уже глухая темень. Мне часто приходилось уносить тебя, отчаянно засыпающего, в постель.
Ты хоть и не говорил, а всё понимал. Или мне хотелось в это верить? Понимал ли ты, почему я не мог выносить его общество? Почему не замечал следы на твоей спине, когда ты скидывал рубаху и, смеясь, прыгал нагишом в пруд?..
Пламя вмиг охватило дом, никто даже ахнуть не успел. Я до сих пор помню всё до того отчётливо, словно это было вчера. Стоит закрыть глаза и вижу, как с сухим треском проваливается горящая крыша, в ночное небо взметается столп огненных искр. Какая-то баба истошно вопит: "Горииим! Горииим!! Мааатушкии моиии..."
По счастью, Илья Григорьевич в тот день был наказан за очередную шалость. Мы оба сидели в его комнате на втором этаже, друг против друга, и одинаково ненавидели латынь. Я - за то, что не мог вбить её в его голову, а он - за то, что ненавидел на тот момент вообще всё вокруг.
Когда что-то бухнуло, младший Раевский подскочил, уронив учебник, и бросился к окну. Я окрикнул его, он даже не обернулся. Яркая вспышка озарила сад. Горела лаборатория Якова Григорьевича. В последнее время, окончательно разругавшись с отцом, он почти не выходил из неё. По саду бегали мужики с грохочущими вёдрами, испуганно голосили бабы.
Внезапно над столбом пламени взвилась огненная свеча и закружила, рассыпая искры. Это был петух, питомец старшего Раевского. Вероятно, единственная живая душа, с которой он делился своими замыслами, целями своих бесконечных химических экспериментов. Бедная птица закувыркалась мерцающим шаром и погасла в темноте.
Илья Григорьевич тут же покачнулся, смертельно побледневший, и рухнул без сознания.
Песня первая
Война страшная, Илюша. Нет в ней ничего героического, только ужас и смерть. Не помню, как я среди всего этого оказался, не знаю, почему выжил. Один раз снаряд залетел прямо в землянку. Меня словно вынесло. Прихожу в себя, ничего не слышу, лишь гул какой-то, голова разрывается. Потом рассказывали, вокруг окровавленные руки, ноги моих товарищей, а я лежу и смеюсь. Сестричка из меня полсотни осколков вытащила, смотреть не могла, плакала всё время. Ходил весь в рубцах, а потом куда-то всё исчезло. Остался только этот шрам на лице. Но это было ещё до того, когда реторта лопнула.
Многое я уже забыл, братец. Помню поезд, промёрзший вагон. Много нас было, орущих, стонущих, живых, мёртвых. Поезд привёз меня домой. Но, кажется, я забыл, зачем вернулся. Забыл, кто я.
Княгиня представила нам своего подопечного. Всем было известно, что она патронирует госпиталь Святой Екатерины и лично ухаживает за больными, о чём те рассказывали, как правило, с восторженным благоговением, заставляя свою бескорыстную покровительницу, своего ангела небесного и матушку-избавительницу, розоветь с девичьей стыдливостью под слоем белил.
Это был один из тех многочисленных несчастных, которых везли к нам прямиком с фронта эшелоны Красного Креста. Тогда всё это ещё было нам в новинку, и общество рассматривало его с беззастенчивым опасливым любопытством, точно диковинного зверя какого. Видно, он ещё не совсем оправился от ран, жесты и речь его были скованы. Шрам на лице, тёмные блестящие глаза и застывшая полуулыбка - следствие контузии - производили смешанное впечатление.
Мария Игнатьевна не прогадала, и гость вызвал всеобщее внимание. Пётр Самсонович тут же подкатился к нему, точно упругий мячик. В своей манере полез любезничать, кудахтать и хватать за руки, на что гость вдруг брезгливо поморщился и выдернул ладонь, чем сразу вызвал у меня безотчётную симпатию.
Позже мы разговорились, и мне удалось узнать его получше. Он не рассказывал о своём довоенном прошлом - то ли не хотел, то ли в действительности не помнил. При этом в нём проявлялась почти болезненная щепетильность в отношении всего, что так или иначе могло затронуть его честь. Тем более было удивительно, что он находил допустимым служить нам в качестве оригинальной приправы к вечеру очаровательной княгини.
Наше знакомство, по случайности, не прервалось в тот день. Через неделю я встретил его в Заречном саду. Он выглядел гораздо лучше, хотя наряд его для двадцатиградусного мороза был чересчур лёгким.
Мы решили отобедать у Гришко. Говорил мой новый знакомец уже без прежней принуждённости. Дотошно выспрашивал все городские новости и слушал с чрезвычайной жадностью, как будто несколько лет не брал в руки газет. Я как-то обронил между делом, что в свободное время люблю побоксировать. В ответ он предложил мне себя в качестве соперника. Хоть он и был на голову выше меня, признаюсь, серьёзным противником не выглядел, и я согласился со снисходительной усмешкой, только чтобы показать ему, что не стоит недооценивать меня из-за моей внешности, доставшейся мне от матери-полячки, которая лет десять назад слыла первой красавицей в городе. К моему стыду и позору, он даже не дал мне толком разогреться. А потом... ну, потом оказалось, что одолевать соперников он предпочитает не только в кулачном бою. С тех пор он стал нередко захаживать ко мне в гости. Всегда далеко за полночь, когда заканчивались визиты и я оставался один.
В конце декабря он пропал, вероятно, потеряв ко мне интерес. Что же до Марии Игнатьевны, то она приобрела неожиданную глухоту, которая удачно проявлялась всякий раз, когда я полушутя, между жарким à la poulette и анекдотом о графине Н., спрашивал, куда подевался её подопечный со шрамом. Так что пришлось, в итоге, бросить затею разузнать что-либо о его дальнейшей судьбе, чтобы не вызвать досужие сплетни о себе самом.
Бывает, свистнешь чуть слышно - искры запляшут в воздухе, завертятся, всё быстрее, быстрее, жарче, слетят с ладоней трепещущей огненной пыльцой. А засмеёшься - так сольются с ветром, точно любовники после долгой разлуки, и начнут кататься, впиваясь друг в друга ненасытными поцелуями, пока не разойдётся, не расцветёт золотыми узорами живое пламя моей тоски, моего грешного земного счастья... Всё, что я искал до этого, не имеет больше никакого значения. Даже твоё существование. Ты остался в той, другой жизни, к которой нам с тобой уже не вернуться.
Первый раз я увидел его в салоне Сивиллы прошлой зимой. Наша милая кузина страсть как любит сомнительные развлечения подобного рода и все эти глупые истории о чудесах и небылицах, которые обрели у нас столь чрезвычайную популярность. Увы, в честь её дня рождения мы с Колей обязались исполнять все её прихоти.
Когда все, наконец, заняли свои места у круглого стола в ожидании хозяйки, в комнату неожиданно вошёл ещё один гость. Он вынужден был наклониться, чтобы не удариться о притолоку. Это был немолодой мужчина, на вид лет тридцати с лишним. Худощавый, с тёмными, коротко стриженными волосами. Одет он был в обычный гражданский сюртук, сапоги, брюки и распахнутую до груди сорочку, будто на дворе была по меньшей мере середина мая. На шее вошедшего блеснул медный крестик на шнуре. Гладко выбритое лицо его можно было бы назвать привлекательным, если бы не шрам, вертикально разрезавший правую сторону ото лба до подбородка. Незнакомец обвёл нас растерянным взглядом, извинился каким-то глухим голосом и вышел, по всей видимости, ошибившись дверью.
Только он исчез - Софи ахнула, прикрыв ладошкой свой прелестный ротик. После этого нас ожидала малоувлекательная история об очередном городском блаженненьком, прикосновение к которому защищает от сглаза и порчи, исцеляет больных и заживо сжигает закоренелых грешников. Честно сказать, я больше любовался тугим рыжим локоном, выбившимся из-за розового ушка, чем слушал её.
После открытия железной дороги гости здесь нечастое явление. На много вёрст вокруг - ни души. Летом дорога зарастает бурьяном, зимой покрывается снегом - не проберёшься. Дом почтового смотрителя всё глубже тонет в кустах разросшейся сирени и одичавших яблонь. В бывшем каретном сарае живут кролики. За домом сонно журчит речушка.
Дни, недели тянутся однообразно, проплывая мимо в беззвучной туманной взвеси. Савелий наблюдает за мной, вздыхает, что-то бормочет себе под нос. Какая-то чудная хворь одолевает старика. Всё лицо, руки покрыты глубокими, словно закостеневшими шрамами морщин. Кожа, как кора, такая же грубая, бурая, бесчувственная, лишь выцветшие глаза из-под седых бровей смотрят лукаво и бойко. Глаза живые.
Савелий всё шутит, что вот я вернусь однажды, а он уже превратился в дубовый пень, или куст смородины, или ветер в поле. Если так случится, кто же тогда будет следить за его кроликами?
Никто уж не помнил, когда и как на территории завода поселился петух. Все как-то привыкли, что его хриплый глухой голос, словно последний крик самоубийцы, разрывал предрассветную туманную муть окрестностей, когда чёрная масса людей, отработавших ночную смену, вытекала из восточных ворот.
Петух был свирепый до жути, прогонял со двора бездомных и собак и в руки никому не давался. Одна лишь Марушка имела над ним безраздельную власть. Стоило ей ласково покликать "Яша, Яшенька, где ты?", и петух тут же слетал откуда-то со своего наблюдательного поста, бежал к ней, растопорщив огненный гребень и крылья, толкался под руку. Картина была до того уморительная, что на закопчённых, смертельно уставших лицах рабочих прорезались улыбки.
Весной Марушка пропала, аккурат перед Пасхой. Нашли её дня через три, в овраге недалеко от завода. Позарился кто-то на убогую слепую сироту. Тело её было иссечено множеством колотых ран и полностью обескровлено. Рядом с ней на земле сидел Яшка, видно, уж не первый день, потому псы бродячие лицо не обглодали. Насилу отогнали его, чтобы увезти тело. Сказывали, будто в клюве у него был медный крестик, единственное марушино сокровище. Сказывали также и то, что во всём виноваты жиды-кровопийцы, что они де Марушку извели, упыри проклятые.
Петух вскоре после того исчез. Рабочие, правда, поговаривают, будто из дальних коридоров Крепости порой доносится то тихий зов Марушки, то хлопанье крыльев. Да только брехня всё это. Поезда, вон, ходят, дирижабли летают. Электрификация. Ин-ду-стри-а-ли-за-ция. А народ как был дремучий, так и остался.
Что это было? Сон, может, видение какое или взаправду всё?.. Я тогда совсем малой был. От нянек бегал постоянно, страсть, как они меня своими бабьими ласками изводили! Вот и тогда удрал. Слышу, щелчок вроде, звучный такой, я и остановился в дверях, вытаращился на них. Он - высокий, огромный, чёрный, лицо побелело и весь трясётся, точно припадочный. А на щеке пятно алое. Девка рядом с ним - ну всё равно что фарфоровая игрушечка. Казалось, сейчас он её схватит своими ручищами и переломит пополам, как хворостинку. Куда там! Скалится, зубами скрежещет, волчара, - и не шелохнётся. А она вся раскраснелась, волосы разметались русыми космами, глаза презлющие. Ну чисто ведьма! Словно взглядом этим своим змеиным к земле эту бездушную глыбу прибила. Он меня заметил, и его всего аж перекосило от бешенства, так что я и напрудил тут же сразу на пол... Э, давно это всё было, так давно. Да было ли?..
Филон Казимирович грохотал сапогами, метался разъярённым тигром и таскал подчинённых за волосы, а те клялись и божились с пеной у рта, что за всю ночь никто глаз не сомкнул ни на секунду и к камере не приближался. Однако же Летучего не было, и представлялось невероятным, чтобы взрослый человек мог просочиться меж прутьями решётки в крошечном оконце под потолком. Чутьё у нашего околоточного надзирателя на хитроумные уловки всего этого нечестивого сброда прямо-таки сверхъестественное, но и его Летучий обвёл вокруг пальца, в очередной раз просто растворившись в воздухе! В общем, дело приняло пренеприятный оборот. А тут ещё начальство пожаловало.
Хорошо известно, с чьёго высочайшего благословения началась охота на всех этих городских сумасшедших, "божьих людей" и всяческую презренную шушеру. Граф Григорий Павлович Раевский, почётный гражданин, весьма уважаемый в городе человек, имя которого принято произносить не иначе, как проникновенным шёпотом, не жалеет средств на борьбу с распоясавшейся голытьбой, наводнившей Бездну, как саранча. Сыграло тут некоторую роль и то, что Летучий, впервые задержанный по подозрению в поджоге, назвался именем его старшего сына, погибшего года два-три назад. Когда слухи дошли до графа, то родства с "паршивым отродьем" он не признал, и Летучий сбежал. После того случая Григорий Павлович объявил, что считает своим долгом очистить город от скверны и лично изловить "опаснейшего рецидивиста, анархиста, черносотенца и поджигателя".
Интермеццо